Если чиновники заинтересованы в позитивном общественном мнении, открытость в части принадлежащей им интеллектуальной собственности и связанных с ней финансовых потоков не помешает

Патенты помогают сэкономить на налогах. На эту тему есть обширная литература для бухгалтеров  и финансовых директоров, не будем отбирать хлеб у ее авторов, но для желающих точнее понять, как именно, – два коротких абзаца на бюроязе. Не желающим лезть в дебри налогового законодательства их можно и пропустить – без заметной потери смысла.

«Выплаты, производимые в пользу физических лиц, как являющихся, так и не являющихся работниками организации по договорам передачи исключительных прав на изобретение, полезную модель или промышленный образец, охраняемых патентом Российской Федерации, не признаются объектом обложения единым социальным налогом», – это цитата из разъяснения Минфина (Письмо от 28 мая 2007 г. N 03-04-07-02/18). Не облагается ЕСН и вознаграждение автору служебного изобретения (это ситуация, при которой патент достается  организации, где создано изобретение).

Кроме того, если интеллектуальная собственность признается нематериальным активом, то есть возможность снижения налогооблагаемой базы в части налога на прибыль.

Иными словами, ЕСН (а с 2010 года – отчисления в социальные фонды) на выплаты, относящиеся к патентным отношениям,  не начисляется. Экономию можно рассчитать по таблице регрессии этого налога, для примера: при 100 тыс руб. – 26%, или 26 тыс руб.; при 1 млн руб – 144,8 тыс руб. Льгота по налогу на прибыль могла бы, как минимум, удвоить выигрыш предприятия (от выплат по патенту по сравнению с премией или  договором по оказанию услуг), но – и специалисты по налоговым делам это хорошо знают, – это чревато осложнением отношений с налоговой инспекцией.

На самом деле, если бы не издержки и прочие сложности, связанные с регистрацией, я бы не удивился распространению своеобразных патентных «зарплатных схем». Скажем, банковскому аналитику регистрируем патент на прогнозирование индекса РТС по методике, основанной на наблюдениях за изгибом потолочных балок, журналисту – на способ написания буквы «ю» с вертикальной завитушкой, рабочему – на закручивание гаек с применением строго определенного усилия. И вперед – вознаграждение по нашему законодательству договорное, а налогов платим меньше. Впрочем, реальность такова, что массово это и невозможно, и неизбежно вызовет ненужный интерес налоговых органов.

Однако если есть необходимость более или менее разово выплатить достаточно большую сумму, патентная схема – вовсе не за гранью разумного. Кроме того, она очень удобна, когда по разным причинам неудобно или даже невозможно выплатить премию или увеличить зарплату, – скажем, в случае чиновника или руководителя госпредприятия.

В собранной «Слоном» базе данных по чиновникам-изобретателям следы такой активности отчетливо прослеживаются. Причем их явно можно разбить на несколько категорий: патенты чиновников, патенты из «прошлой жизни» по коммерческим соображениям, «настоящие» патенты из «прошлой»  и нынешней жизни, патенты в соавторстве с сотрудниками подшефных организаций,  и, наконец, вещи загадочные.

Скажем, патенты бывшего главы Центризбиркома Александра Вешнякова отлично вписались бы в историю о том, что в обмен на организованно проведенные выборы власти решили поощрить чиновника. Увы, зарплату поднять нельзя, квартира у него уже была, почетная и денежная «пенсия» в совете директоров какой-нибудь госкомпании тоже не подходит – уж очень он не хозяйственник. А вот признать обоснованными расходы Центризбиркома на выплату авторских вознаграждений – очень удобно. Да и публика не заметит – ну, в самом деле, вы давно с лупой в руках изучали бухгалтерию этого ведомства? Или какого-нибудь другого? Пытались в расходах на автоматизацию выделить отдельно программное обеспечение, компьютеры, лицензии и патенты? Не уверен, что и Счетная палата идет так далеко. А даже если и идет – повторюсь: вознаграждения за служебные изобретения и патенты – договорные, причем в части их обоснования зачастую применяются еще довольно запутанные советские нормативы, основанные, в том числе, и на себестоимости продукции, произведенной с их использованием. В общем, черт ногу сломит. А если не копать специально, то никто и никогда не разберется.

Патенты нынешнего главы Росатома Сергея Кириенко явно относятся к периоду его жизни, когда он и не помышлял о своем – пусть и смехотворно скоротечном – премьерстве. По молодости он занимался организацией лотерей. Не исключаю, что патент понадобился именно для минимизации налоговых платежей. Или вовсе даже для того, чтобы конкурентам было не так просто скопировать удачную бизнес-идею. Или для того, чтобы гарантировать себе доходы от этого бизнеса и после выхода из него.

Патенты главы «Олимпстроя» Таймураза Боллоева, видимо, тоже относятся к прошлой жизни, к той части, когда он еще был пивоваром. «Балтику» многие пробовали, а он – запатентовал. Точнее – судя по базе «Слона» – подал заявку, то есть заявил о своем приоритете на способ производства этих сортов пива. Если не ошибаюсь, то для бизнесмена, становящегося госслужащим, – это неплохой способ и подстраховаться от потери дела и капитала, и обойти ограничения  закона о госслужбе.

Патентов в соавторстве с сотрудниками различных НИИ – вероятно, большинство. Тут даже примеров не будет – просто полистайте базу. Причины для них самые разнообразные – включая и коррупцию, и «престиж», и ложно понимаемое честолюбие, и стремление «настоящих» изобретателей получить политическую поддержку для своих детищ – в общем, все что обсуждалось некоторое время назад в колонке про патенты Лужкова. В эту же категорию попадают изобретения, в которых действительно участвовал соответствующий чиновник: кто-то действительно раньше работал в отраслевой науке, кто-то, и правда, творческий человек. Но чтобы отличить мотивы и причины надо конкретно разбираться в каждой истории. И в первую очередь смотреть на соответствующие платежи и прочую судьбу патентов – скажем, не были ли они внесены в уставной капитал каких-то предприятий и если да, то с какой оценкой.

В качестве же примера загадочной истории сошлюсь на патент на упаковку для оптического диска, якобы принадлежащий председателю Центрального банка Сергею Игнатьеву. Этот чиновник всю жизнь был настолько осторожен, что, кажется, ни разу – даже голословно – не был обвинен в коррупции. Во времена, когда он еще был замминистра финансов, я как-то встретил человека, неотличимо на него похожего, на рынке возле Киевского вокзала – мы оба приехали туда за сигаретами подешевле. Может, и правда, придумал чего? Или все-таки благополучно вписался в вертикаль власти? Нынешние негласные правила предполагают недоверие к излишней щепетильности... Думаю, кстати, что здесь в базе «Слона» – ошибка, и речь идет о полном тезке Сергея Михайловича из организации «НИИ молекулярной электроники и завод «Микрон», преподавшем когда-то в МИЭТе.

Впрочем, ни в этих, ни в других случаях утверждать что-либо со стопроцентной уверенностью, боюсь, невозможно. Для этого потребовалась бы открытость информации о платежах, связанных с выплатами соответствующих вознаграждений. В желании же объясняться на эту тему чиновники замечены не были. Может и зря – потому что закрытость уже давно однозначно трактуется как синоним нечистоплотности. И хотя, как показывает этот экспресс-анализ, в каждом проявлении творческой энергии у чиновников надо разбираться отдельно,  если они заинтересованы в позитивном общественном мнении, открытость в части принадлежащей им интеллектуальной собственности и связанных с ней финансовых потоков – отнюдь не помешает.

Источник: http://slon.ru